Ослепленный светом веры не менее опасен блуждающего во тьме невежества
Заранее скажу - настроение у меня не плохое! Просто вдохновение внезапно появилось написать именно такое! жду комментариев от знакомого Солнышка.
Рассказ
Стрелка настенных часов медленно сдвинулась. 3 часа по полудню, 27 минут, 38 секунд. Тусклый свет из запотевших изнутри окон медленно просачивается в небольшую комнату, напоминающую скорее могильный склеп, нежели жилое помещение. Человек, сидящий на старом, скрипящем от единого движения кресле, поймал взглядом слабый холодный лучик, упавший на ледяного цвета вазу, стоящую в самом дальнем углу. “Бронзовый век - неслыханная ценность” – крутилось в голове у человека. Вяло, отразившись от бездушной подделки, свет разлетелся множеством мельчайших невидимых капель по всему пространству, смягчив на мгновения непроглядный мрак, хранящий это место. Усталое лицо, покрытое небольшими морщинками, руки, скрещенные на груди, просторный коричнево-черного цвета халат, густые русые волосы, ниспадающие водопадом до самого пола – все было покрыто едва заметной глазу пылью, так и норовящей сесть на любое удобное место. А удобного места в этой комнате, в которой время замерло уже так давно, было хоть отбавляй. Присаживайся поудобнее сестра старости, одиночества и смерти – здесь тебе рады как дома! Удобный диван, покрытый изысканным шелковым одеялом, который уже несколько лет назад проела стая моли, да второе кресло, стоящее для неизвестной цели ровно напротив сидящего человека. Он ждет, уже очень, очень давно ждет, когда в эту гробницу постучит хоть один незадачливый прохожий. Когда хоть один человек решит сесть напротив него, сложить крест накрест руки у себя на груди и посмотреть ему в прямо в глаза. Найти в них океан сожалений, забытые крылья молодых надежд, былую радость и любовь. Всколыхнуть хоть на мгновение эту пелену, застилающую взор подобно летнему туману в сонной лесной лощине, освещаемой гиблым рассветом. Отыскать в их глубине непоколебимую веру в человека, которому ты безразличен, потеряться в пустоте этих серо-зеленых глаз и навсегда отвести от них свой взгляд. Но как же хотелось человеку хоть один раз поймать на себе этот мимолетный взгляд, хоть раз попытаться найти в глазах собеседника самую малую частичку того счастья, которое так хотелось ощутить. Частичку… Крохотную, как пылинка, потревоженную слабым дыханием человека, крохотную как капелька света, что упала из замерзшего до самого основания мира, казалось сотни лет назад, на вазу такого холодного, ледяного цвета.
Стрелка настенных часов медленно сдвинулась. 3 часа по полудню, 27 минут, 39 секунд. Дыхание человека всколыхнуло пылинки, так мирно до сего момента покоящиеся на подлокотниках кресла. Словно внезапный, пронизывающий до самых костей, осенний ветер, это едва заметно дыхание пронеслось по всей комнате, заставив проснуться на мгновение ото сна каждую её деталь – стеллажи, заполненные унылыми гомеровскими поэмами, журнальный столик со стоящим на нем переливающимся зеленым цветом стаканом, затянутым внутри нетронутой паутиной, массивный дубовый шкаф, в замочных скважинах заржавевших дверей которого выпирали стальные ключи. Оконная рама, подернутая легкой дымкой от холода, несомого извне, легонько скрипнула. И в этом скрипе сердце человека наполнилось странным чувством. Чувством чего-то далекого, того, что было очень, очень много лет назад и того, что уже не вернуть. Качели, то поднимающие тебя к самим небесам, то опускающие к еще по-летнему теплой земле. Девочка с двумя заплетенные косичками с золотистыми, как само солнце, волосами и мягкой, такой нежной улыбкой обращается с вопросом к низкому мальчику с русой короткой прической. Ответ его услышала лишь трава, хрупким одеялом укрывавшая небольшую лесную поляну, окружающую их. Мальчик берет девочку за руки и они уносятся далеко, далеко – в самую чащу тихого певчего леса – в страну благоухающих цветов и журчащих ручьев. Вторя картине, старое кресло скрипнуло, нарушив мертвящую тишину комнаты. Гулким эхом отозвавшись от каждой из стен, этот звук унес с собой воспоминания, хранимые в еще бьющемся теплом сердце. Музыка… когда-то она была для него всем. Так давно, так давно. На миг человеку показалось, что закатные лучи пробились через толстые окна и упали на небольшого размера ковер, лежащий посередине. Обман… так далеко закатные лучи еще никогда не доходили. Все это лишь привиделось, как привиделся скрип морозной рамы и девочка с волосами цвета золота.
Стрелка настенных часов медленно сдвинулась. 3 часа по полудню, 27 минут, 40 секунд. Глаза человека устало окинули царящее вокруг пространство. Мрак и тьму ли он там увидел? Одиночество ли? Взгляд его вновь уперся на кресло стоящее ровно напротив. Освещаемое ровным закатным светом оно было прекрасно. Одно, без человека. Без его мыслей и желаний, без его бессмысленных слов и мимолетных взглядов. Увешенные по периметру комнаты картины, изображающие глубокую зиму, устремили свой взор в самый центр. Там где стояли 2 одиноких кресла, разделенные словно поляной – зеленым прямоугольным ковром. Туда, куда недавно попала капля закатного луча пробившегося через запотевшее окно. В место, где ожили и умерли в тот же миг давно забытые воспоминания. Девушка с роскошными золотыми волосами сидела в кресле напротив человека. Он не слышал ее речь, но он знал, о чем она говорит. О бесцельно прожитой жизни, об утерянном где-то далеко чувстве, о времени которое так стремительно куда-то все бежит и бежит, оставляя за собой лишь тоненький слой пепла, лежащий на дороге, по которой мы уже никогда не пройдем. Смысл? Не ищите – его нет. Что скажет вам Гомэр – ничего. Безмолвие – вот ответ. Лишь забвение да забытая каким-то незадачливым прохожим ваза такого ледяного цвета – вот ответ. Закатные лучи солнца весело мигнули человеку в кресле, ярко осветив скрещенные на груди руки. 663120000 секунд, 21 долгий год – прошло слишком много.
Стрелка настенных часов медленно сдвинулась. 3 часа по полудню, 27 минут, 41 секунда. Руки человека безвольно опустились на колени. С кончиков тончайших как у пианиста пальцев на зеленый ковер упала красная капля. Кровь.
Рассказ
3 секунды
Стрелка настенных часов медленно сдвинулась. 3 часа по полудню, 27 минут, 38 секунд. Тусклый свет из запотевших изнутри окон медленно просачивается в небольшую комнату, напоминающую скорее могильный склеп, нежели жилое помещение. Человек, сидящий на старом, скрипящем от единого движения кресле, поймал взглядом слабый холодный лучик, упавший на ледяного цвета вазу, стоящую в самом дальнем углу. “Бронзовый век - неслыханная ценность” – крутилось в голове у человека. Вяло, отразившись от бездушной подделки, свет разлетелся множеством мельчайших невидимых капель по всему пространству, смягчив на мгновения непроглядный мрак, хранящий это место. Усталое лицо, покрытое небольшими морщинками, руки, скрещенные на груди, просторный коричнево-черного цвета халат, густые русые волосы, ниспадающие водопадом до самого пола – все было покрыто едва заметной глазу пылью, так и норовящей сесть на любое удобное место. А удобного места в этой комнате, в которой время замерло уже так давно, было хоть отбавляй. Присаживайся поудобнее сестра старости, одиночества и смерти – здесь тебе рады как дома! Удобный диван, покрытый изысканным шелковым одеялом, который уже несколько лет назад проела стая моли, да второе кресло, стоящее для неизвестной цели ровно напротив сидящего человека. Он ждет, уже очень, очень давно ждет, когда в эту гробницу постучит хоть один незадачливый прохожий. Когда хоть один человек решит сесть напротив него, сложить крест накрест руки у себя на груди и посмотреть ему в прямо в глаза. Найти в них океан сожалений, забытые крылья молодых надежд, былую радость и любовь. Всколыхнуть хоть на мгновение эту пелену, застилающую взор подобно летнему туману в сонной лесной лощине, освещаемой гиблым рассветом. Отыскать в их глубине непоколебимую веру в человека, которому ты безразличен, потеряться в пустоте этих серо-зеленых глаз и навсегда отвести от них свой взгляд. Но как же хотелось человеку хоть один раз поймать на себе этот мимолетный взгляд, хоть раз попытаться найти в глазах собеседника самую малую частичку того счастья, которое так хотелось ощутить. Частичку… Крохотную, как пылинка, потревоженную слабым дыханием человека, крохотную как капелька света, что упала из замерзшего до самого основания мира, казалось сотни лет назад, на вазу такого холодного, ледяного цвета.
Стрелка настенных часов медленно сдвинулась. 3 часа по полудню, 27 минут, 39 секунд. Дыхание человека всколыхнуло пылинки, так мирно до сего момента покоящиеся на подлокотниках кресла. Словно внезапный, пронизывающий до самых костей, осенний ветер, это едва заметно дыхание пронеслось по всей комнате, заставив проснуться на мгновение ото сна каждую её деталь – стеллажи, заполненные унылыми гомеровскими поэмами, журнальный столик со стоящим на нем переливающимся зеленым цветом стаканом, затянутым внутри нетронутой паутиной, массивный дубовый шкаф, в замочных скважинах заржавевших дверей которого выпирали стальные ключи. Оконная рама, подернутая легкой дымкой от холода, несомого извне, легонько скрипнула. И в этом скрипе сердце человека наполнилось странным чувством. Чувством чего-то далекого, того, что было очень, очень много лет назад и того, что уже не вернуть. Качели, то поднимающие тебя к самим небесам, то опускающие к еще по-летнему теплой земле. Девочка с двумя заплетенные косичками с золотистыми, как само солнце, волосами и мягкой, такой нежной улыбкой обращается с вопросом к низкому мальчику с русой короткой прической. Ответ его услышала лишь трава, хрупким одеялом укрывавшая небольшую лесную поляну, окружающую их. Мальчик берет девочку за руки и они уносятся далеко, далеко – в самую чащу тихого певчего леса – в страну благоухающих цветов и журчащих ручьев. Вторя картине, старое кресло скрипнуло, нарушив мертвящую тишину комнаты. Гулким эхом отозвавшись от каждой из стен, этот звук унес с собой воспоминания, хранимые в еще бьющемся теплом сердце. Музыка… когда-то она была для него всем. Так давно, так давно. На миг человеку показалось, что закатные лучи пробились через толстые окна и упали на небольшого размера ковер, лежащий посередине. Обман… так далеко закатные лучи еще никогда не доходили. Все это лишь привиделось, как привиделся скрип морозной рамы и девочка с волосами цвета золота.
Стрелка настенных часов медленно сдвинулась. 3 часа по полудню, 27 минут, 40 секунд. Глаза человека устало окинули царящее вокруг пространство. Мрак и тьму ли он там увидел? Одиночество ли? Взгляд его вновь уперся на кресло стоящее ровно напротив. Освещаемое ровным закатным светом оно было прекрасно. Одно, без человека. Без его мыслей и желаний, без его бессмысленных слов и мимолетных взглядов. Увешенные по периметру комнаты картины, изображающие глубокую зиму, устремили свой взор в самый центр. Там где стояли 2 одиноких кресла, разделенные словно поляной – зеленым прямоугольным ковром. Туда, куда недавно попала капля закатного луча пробившегося через запотевшее окно. В место, где ожили и умерли в тот же миг давно забытые воспоминания. Девушка с роскошными золотыми волосами сидела в кресле напротив человека. Он не слышал ее речь, но он знал, о чем она говорит. О бесцельно прожитой жизни, об утерянном где-то далеко чувстве, о времени которое так стремительно куда-то все бежит и бежит, оставляя за собой лишь тоненький слой пепла, лежащий на дороге, по которой мы уже никогда не пройдем. Смысл? Не ищите – его нет. Что скажет вам Гомэр – ничего. Безмолвие – вот ответ. Лишь забвение да забытая каким-то незадачливым прохожим ваза такого ледяного цвета – вот ответ. Закатные лучи солнца весело мигнули человеку в кресле, ярко осветив скрещенные на груди руки. 663120000 секунд, 21 долгий год – прошло слишком много.
Стрелка настенных часов медленно сдвинулась. 3 часа по полудню, 27 минут, 41 секунда. Руки человека безвольно опустились на колени. С кончиков тончайших как у пианиста пальцев на зеленый ковер упала красная капля. Кровь.